YOU CAN'T TURN BACK THE HANDS OF TIME
сюжетная линия◈◈◈◈◈◈◈◈◈◈◈◈◈◈◈
Знакомьтесь - Шейн. С вечной улыбкой на лице, россыпью родинок по всему телу, плохой координацией в пространстве, взъерошенными волосами, словно их никогда не касалась расческа, и ахуенно карими глазами. У него нет верных друзей, за исключением биты, которая покоится под сиденьем старенького джипа, - и которая не раз вытаскивала его задницу из очередной передряги, - и старого пса, по кличке Фанки.
Шейн ненавидит свою семью, - в семье их трое, не считая отца-алкаша и мамаши, которая бросила их всех на произвол судьбы еще в детстве, мысленно про себя думая: «Проживут как-нибудь», - потому что он был единственным, кому приходилось горбатиться на нескольких работах, дабы прокормить себя и младшеньких, и в очередной раз не задолжать налоговым службам.
Шейн ненавидит свое имя, - именно поэтому все чаще представляется как Билли, - потому что с самого детства он то и дело слышал избитую и заезженную фразу «Шейн, ты гребаный ублюдок» от человека, душа которого уже давно прогнившая, провонявшая отходами и мерзко отдающая перегаром, и который, по совместительству, носит статус его отца.
Шейну всего семнадцать, когда он впервые пытается выбиться в люди. Но, как заведено, таким как он туда дорога закрыта. И, как бы не пытался, как бы не силился, - хоть головой о стену, - выходцев из низшего общества - таких как он - никто и никогда не воспринимает за людей.
Шейну всего двадцать, когда он впервые берет в руки лезвие, найденное на кухне, и решает свести конец с концами, потому что жить так - проще сдохнуть. Но и это ему не удается. Его спасают. И во второй раз тоже. И в третий.
Шейн не атеист. На самом деле, он верит в Бога. Но дело в том, что он не верит, что Бог такой уж и хороший чувак, как все вокруг орут. Потому что, ну блядь, если он не был бы таким засранцем, то не допустил бы такой хуйни в его жизни. Разве нет?
Шейн редко завидует: это непростительная роскошь для таких, как он. Завидуют те, кто может себе хоть что-то позволить. Остальным же остается довольствоваться тем, что они имеют. И Нолан довольствуется.
За всю свою жизнь он научился многому не завидовать: любящим родителям, многомиллионному счету в Швейцарском банке, доставляющей моральное удовлетворение работе. Он даже научился справляться с завистью к тем, кто считал себя «нормальным». В общем, в свои года он без труда смиряется с тем, что не может изменить, и сквозь пальцы смотрит на то, что изменить в его силах.
Шейну всего двадцать три, когда он приходит к выводу, что заебался так жить и решает пустить все на самотек. Он превращается в овощ. Амебу. Сверлит взглядом точку в потолке сутки напролет. Слоняется лишь от кровати до толчка и обратно - кажется даже позу не меняет - и ждет того счастливого дня, когда наконец сдохнет.
Но в какой-то момент, жизнь Нолана меняется.
Шейну всего двадцать четыре, когда он начинает глотать таблетки, становится законченным похуистом, и даже не замечает, как его душа, которая находится в теле какого-то отброса, месяцами валяющегося на кровати, начинает гнить. Не замечает того, как красный становится не таким ярким, а синий теряет свои мягкие оттенки. Не замечает до тех пор, пока осознание не обрушивается на него, словно тонна кирпичей.
И тогда он пытается выбраться. Пытается вернуться к прежней жизни, твердит себе каждый день, глядя в зеркало и сжимая кулаки до побелевших костяшек, что он может быть лучше. Но ничего не меняется.
Он слышит свой голос, видит себя в зеркале, но больше не узнает. Его никто не узнает. Безумный взгляд, кривая ухмылка и надрывистый смех, который пугает и вызывает желание забиться под кровать, и понимание, что он никому и никогда не сможет объяснить того, что с ним происходит.
Никому, кроме нее.
Девочка-сорванец, с очень знакомыми глазами, вечно холодными пальцами и странным поведением. Она спасает его, когда тот, свернувшись в клубок где-то в лесу, чуть ли не замерз насмерть.
Она спасает его, когда приходит к нему домой и откачивает от передоза таблетками, которыми он пытался заглушить боль от утраты младшей сестренки.
Она спасает его, когда говорит «Хэй, Шейн, а помнишь, когда нам было по десять лет, я сломала твоего робота?» и когда он осознает, что до боли знакомые глаза не простой плод его воображение. Он осознает, что они были знакомы с детства.
⊗ ⊗ ⊗ ⊗ ⊗ ⊗ ⊗ ⊗ ⊗ ⊗
Эшли и Шейн дружили, как любят говорить, с пеленок. Ребята жили по-соседству и родители Далтон часто забирали мальчугана к себе, потому как предкам оного всегда было глубоко плевать на свое чадо, и их абсолютно не волновало то, где он, ел ли и не убили ли его в какой-нибудь подворотне.
Эшли и Шейн были не просто друзьями, которые гоняли мяч во дворе и устраивали ночные посиделки, а настоящими друзьями, которые делились, пускай и детскими, но все же секретами, прикрывали друг друга перед старшими и готовы были пойти на любые крайности, которые вообще могли иметь место в подростковом возрасте. Они жили в мире, который был построен ими самими, который был намного просторнее нынешнего: в нем было больше радости, в нем любили глубже, в нем существовало молчаливое согласие, что никто и никогда не сможет встать между ними. Но жизнь, как известно, та еще стерва.
Шейну было четырнадцать, когда ему сообщили, что Эшли погибла в автокатастрофе и ее больше нет. Но он не верил. Он все равно приходил каждый день в ее двор, сидел на крыльце и ждал подругу до тех пор, пока небо не темнело, а тело не начинал бить озноб от прохлады ночного воздуха. Он всячески помогал отцу погибшей подруги, отбирая у оного алкоголь, в котором тот пытался утопить боль утраты близких, и каждый день твердил самому себе, что рано или поздно она вернется. Но она не вернулась. И в какой-то момент он наконец осознал, что потерял лучшего и единственного друга, из-за чего его стало конкретно ломать, а жизнь пошла под откос...
Но, спустя десять лет, она вернулась. Она нашла его. Или он ее? Тогда, когда он больше всего нуждался в поддержке. Тогда, когда она так крепко цеплялась за отголоски прошлого.
«Хэй, Шейн, а помнишь, когда нам было по четырнадцать, мы поклялись, что никогда не оставим друг друга? Прости, что не сдержала обещание.»